Путешествия во время пандемии - Владимир Александрович Дараган
Шрифт:
Интервал:
Наверное, я последний из динозавров.
Динозавры
Как вернуть молодость
Кажется, в Канаде поставили эксперимент. Пожилых людей собрали в большом доме, где всё было так, как во времена их молодости: никаких мобильных телефонов, компьютеров, вокруг мебель из 60-х годов, виниловые пластинки с записями старой музыки, одежда из той же эпохи…
И старики разом помолодели. Здоровье, эмоции, настроение — все стало лучше.
— Это к тому, что старики не любят машины с автоматикой, сложные телефоны и современную музыку? Они не хотят далеко уходить от своей молодости? Может просто в старости тяжело осваивать что-то новое?
— Это тоже, но канадский эксперимент о многом говорит. Еще до него я об этом думал и написал пост о доме в тысячу комнат. Но сначала покрутим глобус и поставим палец на маленький военный городок на берегу озера Балхаш. Будет зарисовка о комнате в одном из домов городка.
Из прошлого века
Если бы у меня был дом в тысячу комнат, то одна из них была бы комнатой ушедшего времени.
В ней на стене висел бы ковер. Красный, с узором из завитушек.
На письменном столе лежала бы черно-желтая китайская скатерть. На ней чернильница-непроливайка и деревянная перьевая ручка. И еще стопка конвертов с рисунками. На рисунках Новый год, Первое мая или Слава труду. Или букет мимозы. С другой стороны стола — книги: «Дети капитана Гранта», «Рассказы о животных» и коричневый том собрания сочинений Эмиля Золя.
На журнальном столике журналы: «Наука и жизнь», «Крокодил» и «Огонек».
В углу радиола с большой ручкой настройки. Покрутишь ее — радиола шипит, бегунок показывает Варшаву, Будапешт, Прагу… А еще в радиоле зеленый глазок с темным треугольником. Если треугольник узкий — значит, станция поймана. На радиоле салфетка, на салфетке синяя ваза. В ней цветы из раскрашенных перьев.
Круглый стол посредине комнаты. На нем плюшевая тяжелая скатерть. Посреди большая хрустальная ваза. Над столом оранжевый абажур с кисточками. У стола тяжелые венгерские стулья. Сидеть на них неудобно, на них сидят только гости.
У стены сервант. Там бокалы с золотыми ободками и фиолетовые стопки. Это тоже для гостей.
На окне тяжелый хлопковый тюль и золотистые шторы. Все это на крючочках, которые ползают по рельсам. Ползают плохо, заедают. Поэтому лишний раз к шторам не прикасаются.
Я бы приходил в это комнату, садился за стол, открывал тетрадку, обмакивал перо в чернильницу и писал письмо себе в двадцать первый век. Писал бы, что в новом веке, наверное, живется неплохо, но в двадцатом тоже было много радостей. И рекомендовал бы перечитать книгу «Таинственный остров» — вдруг я чего-то забыл, и, если судьба занесет на необитаемый остров, я не буду знать, что из стекол двух часов и воды можно сделать линзу и развести с ее помощью костер.
— Комната — это круто, но для желающих вспомнить молодость есть много других предложений. Посмотри в магазине на пачку соды — ее дизайн не менялся лет 50. Ты однажды написал, что нашел в аптеке мазь оксикорт. «Настоящую», польскую! И такие воспоминания о СССР нахлынули!
— А вот текст, написанный в Миннеаполисе. Это о сегодняшних и завтрашних «динозаврах».
С сединой в бороде
Появляется седина в бороде, и мы начинаем цепляться за наши привычки и навыки. Да еще обожаем подводить философскую базу под нашу лень бежать за прогрессом. И самое неприятное — пытаемся учить этому других.
Однажды в авторемонтной мастерской я разговорился с пожилым американцем. Он жаловался на современные автомобили:
— Наворотили хрень, кнопки всякие… Раньше откроешь капот — бензонасос, карбюратор, распределитель зажигания, коробка передач… А сейчас откроешь, закроешь и едешь к мастерам, чтобы проверили компьютер и гребаные датчики. Зачем мне ABS, коробка-автомат, камеры? Я хочу чувствовать машину. Знать, как она ведет себя на скользкой дороге, на поворотах, как будет тормозить… Автоматика — это для блондинок, которые не знают, как воду в бачок омывателя налить.
Я вежливо кивал, но вспоминал, как автоматика выручала меня на обледенелых дорогах, на поворотах с большой скоростью и во время многочасовых перегонов.
— Телефон мне нужен только для звонков, — говорил мне старый знакомый. — А всякие навороты — это для молодежи, которая обожает игрушки и не хочет думать.
И еще до кучи:
— Фоторедакторы — это обман народа. Чем естественнее, тем лучше. Горизонт завален — это мелочи, мы тоже голову иногда наклоняем. Четкости нет, но ты вспомни, как ты видишь мир с похмелья. Это же сама жизнь!
— Не люблю текстовые сообщения. Мне нужно слышать живой голос.
— Электронные книги мертвые. Я люблю шуршание и запах бумажных страниц.
— Современная литература дерьмо. Я читаю только классику и мемуары.
— Лучше лечиться народными средствами. Так хоть будешь знать, что умрешь от болезни, а не от новомодных лекарств.
Список можно продолжить. Как же хочется застрять в прошлом веке, когда все было понятно, когда не было проблем выбора, когда легко давалось учение.
Ладно, давайте останемся в прошлом и будем злорадно смотреть на девушек, которые с бешеной скоростью цокают ногтями по экранам телефонов. Ведь когда эти девушки постареют и появятся телефоны, управляемые «силой мысли», они начнут брюзжать и носить в карманах старые смартфоны, в которых так все понятно.
Все понятно
Москва, Новая Третьяковка. Брожу по залам современного искусства, останавливаюсь около «Черного квадрата» Малевича. Квадрат в трещинах, в трещинах можно разглядеть следы другой краски. Ага, думаю, не так прост это квадрат!
— Это первый — спрашиваю у смотрительницы.
— Других не держим, — нерешительно отвечает она.
Нужно ли понимать художника?
Знаете, почему «Черный квадрат» Малевича стал популярным? Потому, что каждый мог его интерпретировать по-своему. Один видел в квадрате космос, другой — конец искусства, третий — написанные миллионы страниц.
Мне невыносимо читать опусы, изобилующие советами и указаниями, как надо мыслить и жить. У меня своя жизнь с ошибками, радостями и проблемами. На нее не наложишь жизнь чужую, с ее проблемами и способами их решения. Я как-то писал, что мудрые мысли хороши тем, что помогают оправдать прошлые ошибки. От новых они не защищают. Решение принимает подсознание. Наша логика спит, когда мы любим, ненавидим или готовы съесть кусок торта.
Когда художник водит кистью по холсту, а писатель барабанит по клавишам, то сознание отдыхает. Оно включается, когда подсчитывается число строк или стоимость красок. Мазки на холсте и слова на экране возникают вне рационального мышления. Ты можешь составить сто планов книги или картины, но после первого мазка или предложения начинается таинство, в котором нет аристотелевской логики и устоявшихся правил.
Не спрашивайте художника, что он хотел сказать картиной. Он скажет, что галерейщик объяснит лучше. А фиолетовый мазок в углу — это случайно получилось. Он колер подбирал, мазнул и решил оставить. Почему так решил, сам не знает. Отошел метра на два, посмотрел и понял, что так интереснее.
У писателей еще сложнее. Вообще-то он хотел описать историю любви, рассказанную попутчицей в электричке, а почему читатели увидели в рассказе критику правительства и историю Древнего Рима — это уже на их совести.
Замечательно, когда
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!